Пятница, 29.03.2024, 01:22
Клуб Энгельсского военного училища ПВО
Главная Регистрация Вход
Приветствую Вас, Гость · RSS
Меню сайта
Новые статьи
5-я батарея.
Воспоминания о былом
Генерал Уразов
Генерал-майор юстиции
Жизнь воспитонов
История 322-й учебной группы.
Ода Alma Mater
Полковник Болховитинов
Рассказывает Мацнев
Мини-чат
Друзья сайта
  • Сайт ЭВЗРКУ
  • Сайт ЭВЗРКУ ПВО
  • Сайт ЭВЗРКУ-77
  • Статистика

    Онлайн всего: 1
    Гостей: 1
    Пользователей: 0
     Поляковы






    Что касается Поляковых, то папа в их лице обрел семью: мать, отца и младших братьев. Все они его очень полюбили. Я думаю, что это было счастливое время для всех, особенно для папы. Мария Никитична проливала искренние слезы , слушая его детские истории, а Николай Николаевич просиживал с ним до утра за разговорами. Я думаю, что он папе очень много дал в смысле понимания жизни, у них было бесконечное количество тем для обсуждения. Когда папа приезжал в Питер, то непременно оставался у них на ночь. Юра или Игорь сразу же бежали с большим чайником за квасом или пивом, им собирали стол, и они сидели всю ночь и не могли наговориться.
    Тогда не было офицерских званий и погоны не носили, но дедушка говорил: «Подожди, Митя, офицерские звания и погоны обязательно введут». Папа отвечал: «Ну, что ты такое говоришь, Николай Николаевич, никогда этого не будет».

    Дедушка Николай Николаевич работал в организации, которая называлась  ЭПРОН (Экспедиция подводных работ особого назначения). Между прочим, эта организация была известна и пользовалась уважением в Европе. Отряды ЭПРОНа участвовали в операциях по подъему судов, несколько кораблей ходили в Англию на коронацию. Дядя Игорь был тогда на одном из этих судов юнгой. На берег его не увольняли, но он попросил кого-то из матросов купить на берегу подарок, конечно, для Лелеши. В ЭПРОНе даже портные и закройщики, работавшие в швальне, носили морскую форму. Мама говорит, что дед носил форму красиво. Так вот, дедов начальник по фамилии Загвоздкин выдавал замуж дочь Галю, которую на самом деле звали Граней, за Ростислава Турского, папиного подчиненного и приятеля. Сам Турский считал себя папиным лучшим другом, называл его не иначе, как Митрич, и, как я понимаю, был довольно навязчив. Я его хорошо помню - он бывал у нас на Пресне. Я его побаивалась, он  казался мне очень строгим. У Турского была очень странная фигура - он был высоким как папа, но ноги у него были короткие, поэтому сшить для него костюм было непросто. Но костюм получился отличный, и папа попросил Турского познакомить его с закройщиком. При первой же встрече дедушка и папа очень друг другу понравились и просидели за столом до утра. Дедушка сказал тогда: «Ненька, накрой-ка нам на стол». Неньке было лет четырнадцать, но вышла она с красивой прической и на каблуках. Кажется, были ноябрьские праздники, и на стол мама подала собственного приготовления рыбу «фиш», жареного гуся с яблоками, гусиные шкварки с хреном и т.д. Всему этому она научилась у Доры и Иды. А рыбу «фиш»  папа последний раз ел в Николаеве. Дед был доволен произведенным эффектом, и посмеивался в усы. Вообще, он мамой очень гордился. На стол поставили большой медный чайник с квасом или пивом. С этим чайником бегали в магазин маленький Юрка или Игорь. По семейной легенде папа как посмотрел на Лелю, так и решил: «Ну, вот мне и невеста». Папа стал приезжать чуть не каждые выходные. Все его очень полюбили, а он обрел у Поляковых семью.

    Ростислав Турский доставлял папе немало неприятностей. Однажды в Кисловодске (наверное, они там отдыхали), в кабачке Турский, заметив группу кавказцев, запел на мотив наурской: «На горе стоял Шамиль и молился богу, подошел к нему ишак, укусил за ногу.» Началась драка, выхватили кинжалы. Турский спрятался папе за спину. Получилось так, что папа схватился рукой за лезвие. У него на ладони остался шрам.
    У папы была большая комната в Ленинграде. На полу ковер. Была еще качалка, купленная в комиссионном магазине. Папа оставил там все, что было. По-моему, ему было так стыдно за своего приятеля и так противно, что он просто никогда больше в комнату не заглянул.


    Эта медсестра жила на Васильевском острове. Свет не ближний, но мама, как только приходил Д.Д., тут же собиралась и ехала за Надей. Однажды папа спросил: «Леля, вы не на Васильевский собрались? Не надо». Мама была очень расстроена. А Надя сказала бабушке: «Мария Никитична, это он из-за Лели к вам ездит. Вот увидите».
    Дядя Юра называл папу Мит Митич, и очень долго «на вы» . По-моему, он стал говорить папе «ты» уже после войны


    У мамы в школе был учителем физкультуры демобилизованный военный, молодой еще, чуть больше тридцати, я думаю. Мама ему очень нравилась. На уроках физкультуры ребята кроме всего прочего учились стрелять из винтовки. Учитель долго уговаривал Олю, так ее все называли, кроме домашних, выстрелить. Наконец он сказал, что не поставит ей зачета. Она взяла винтовку, зажмурилась и выстрелила. Попала в лампочку. Хорошо, что не в кого-нибудь. Этот учитель физкультуры повадился провожать ее домой. Идут однажды - он несет в руке ее портфель - и видят, что в ее комнате свет горит. Он и говорит: «Что-то очень ярко. Наверное, это от лысины вашего дядюшки отражается.» Все знали, что высокий военный, который провожал Олю Полякову в школу, был ее дядюшкой. Дошли до двери, Оля постучала, и дверь открыл Этот самый дядюшка, и свирепо посмотрел на учителя. Тот вытянулся и сказал: «Здравия желаю, товарищ капитан.» Капитан ответил: «Спасибо, что проводили. Вы свободны.»
    Когда папа привез Лелю в Ялту, у нее тут же появилось множество поклонников. Поскольку папа представил ее как свою племянницу, то каждый из них считал своим долгом подойти к нему и объявить, что у него самые серьезные намерения. В конце концов папа спросил у Лели, не соскучилась ли она по маме, и они уехали домой задолго до окончания отпуска.

    Когда папа приглашал Лешеньку погулять, с ними обязательно шел Игорь. Она говорила, что одной ей идти стыдно, потому что он слишком длинный. За глаза Леля называла своего жениха рыжая песа. Однажды вернулась домой из школы и спрашивает: «А рыжая песа уже пришел?» Папа высовывает голову из-за двери и отвечает:« Уже пришел».
    Мария Никитична делала все возможное, чтобы Леля и Митя поскорее поженились. Она говорила: « Митя, сразу троих детей, а то она тебе нос натянет.»

    Уже когда они были женихом и невестой, папа попросил маму говорить ему «ты», но она никак не могла решиться. «вы» она тоже уже не могла говорить, поэтому приходилось выкручиваться и обходиться без этих местоимений.
    «Королевская свита» - это Юрка и его приятель Валя Ткач. Не иначе, как начитавшись приключенческих романов, выражались высокопарно. «Ольга Николаевна! (или: Моя королева!) Не нужно ли Вам отвезти записочку Дмитрию Дмитриевичу?» Они ехали в Петергоф - там в Английском дворце служил папа, отвозили ему послание, получали деньги на обратную дорогу, а также и «за службу». Однажды их постигло ужасное разочарование - денег у папы свободных не было, и он им выдав впритык на обратный путь. Но, поскольку, день был несчастливый, то на обратном пути они, как объяснил Юрка свой ужасный вид по возвращении домой, провалились в сточную канаву.
    Папе оказалось не так просто «затащить» Лешу в Загс даже после свадьбы. Она говорила, что ей стыдно с ним идти, потому что он слишком длинный. И добавляла, что пусть с ним сходит Ида Моисеевна.
    Из ЗАГСа поехали в Ленинград, папа вошел в квартиру и сказал:«Ну, Мария Никитична, принимай своего законного зятя». «Неужели удалось?» - спросила бабушка. Дед был счастлив.







    Когда папа служил в Ораниенбауме, на него написали донос, в котором говорилось, что на самом деле Мирошников финн (ведь папа был светлым блондином), что он специально добился возможности служить на Балтике, чтобы удобнее было перейти к финнам. По-видимому, донос переправили в Москву, потому что из Москвы приехал офицер из НКВД, чтобы серьезно разобраться в этом деле. Они вдвоем несколько часов ходили по парку. Папа рассказывал о себе, отвечал на вопросы. В конце концов этот офицер сказал: « Служите спокойно. Я закрываю вопрос».

    Я с бабушкой Марией Никитичной жила в Москве, а Андрюша с родителями в Энгельсе. Но на зимние каникулы и летом я ездила к маме с папой. Однажды  папа вез меня в поезде в Энгельс. Дело было летом. У нас было купе на двоих (тогда это называлось международный вагон), папе полагалось по чину. Папу я в детстве видела нечасто, поэтому я его стеснялась, а он по-моему, вообще не знал, что со мной делать. Вот, на одной остановке он вышел на платформу. Сказал, что покурит и вернется. Я осталась в купе. Сижу, смотрю в окно, и вдруг (о, ужас!) чувствую, что поезд тронулся. А папа-то не вернулся! Наверное, отстал от поезда! А я толком не знаю, куда еду. Одна в целом мире! Конечно, в слезы, думала, что пропала. А папа решил зайти в вагон-ресторан. Выпил там рюмочку, купил мне конфету и вернулся минут через двадцать после отправления, когда я уже была ни жива, ни мертва. Помню, что он очень удивился, когда увидел мои слезы. Успокоил, как мог. Наутро оказалось, что мне нужно заплести косички. Как это делается, он понятия не имел. Можете себе представить, что он наплел! Потому, что, когда мы вышли из поезда на нашей станции, мама сразу же переплела мне волосы.
    Папа никогда не входил в поезд заранее, а только после того, как он тронется. Сначала докурит папиросу (он курил только «Беломор», однажды я видела у него «Тройку» - очень красивая, по-моему, черная коробочка с изображением тройки, поэтому я запомнила), потом каким-то очень красивым неспешным движением даже не вскочит, а просто поднимется на ступеньку. По-моему, ему это самому нравилось, а проводница, конечно, не возражала.







    Шел январь 1945-го г. Мы в Ленинграде. Д.Д. кончает Морскую Ленинградскую академию. Предположительное назначение - Севастополь. Новый 1945 год встретили по тем временам отлично. Все приглашенные принесли хоть что-нибудь из пищи. Самый лучший вклад был от Тимошенко Владимира Галактионовича. Он командовал дивизией, и кто-то для него подстрелил зайца. Ну, Николай Николаевич и Мария Никитична его обработали, приготовили. Кто-то принес картофель, и блюдо вышло «царское». Утром все разъехались. Кто в часть, кто в академию. Д.Д. в академии выдали ордер на детские валеночки, и Андрейчик забогател. Но мы ухитрились потерять один валеночек с ноги. Это было ужасно. Н.Н. развесил объявления, и вскоре появился мальчик лет двенадцати с валенком. Он попросил показать пару.
    Зима шла к концу. Д.Д. окончил академию с отличием и получил назначение в Японию. Стоило сил и нервов категорически отказаться. Вот тогда он и сказал, что простят «кухаркиному сыну», того не простят мне и отказался. Спасло прошлое назначение в Севастополь. И вот однажды рано утром влетает к нам в комнату М.Н. и кричит - Митя, война кончилась. Слушай радио. Вечером был необыкновенный салют. Палили боевыми холостыми снарядами. Красиво очень. Мы пошли к Бирже. У Ростральных колонн стояла батарея Стерлигова, подошли поближе. Это было что-то! Народу на улице полно, радость, смех, песни.


    Мы стали собираться, конечно, сначала в Москву. Собрали немудреное в то время имущество и поехали в Крым. А нашу квартиру заняли Демины. Но ненадолго, вместо Д.Д. в Японию поехал Николай Ефимович, где он и погорел, пробыв около года. Спасал его Д.Д., он уже тогда был Командующим ПВО ЧФ, и Н.Е. принял дивизию…
    Когда мы приехали, нам дали комнату в 12-15 метров в общей квартире. Соседи - Тимчук и … Кстати, у них комнаты были побольше, у каждого по ребенку. Жили мирно. А мы с Андрюшей каждый день ходим смотреть нашу новую квартиру (дом достраивался). Но, к сожалению, когда все было готово, Д.Д. квартиру отдал другому офицеру (Миджитову?), которого «загрызла»  жена. Потом она еще и посмеивалась - А Мирошникова-то каждый день ходила квартиру смотреть. Вот как бывает.

    В Севастополе в то время все было разрушено. Всего 5-7 домов было цело. В развалинах обосновались москиты. Это мелкие мошки, от которых матросы за сутки чуть не умирали. Д.Д. каждый вечер выбивал этих мошек, они селились по углам. Нас ни один не укусил. Кухня была общая, плиту топили углем (я его раньше и в глаза не видела). Всему пришлось учиться. На рынок надо было идти через весь город по балкам и горкам. Обед нужно было сделать к 12-13 часам. Управлялась… Да еще белые кителя и брюки… Счастье мое, что Д.Д. был очень аккуратным.

    Ехали мы в Севастополь в купироваНном вагоне. Грела Андрюше еду на спиртовке, ему было тогда 2 -2,5 годика.  Приехали… Комната маленькая, узкая. Стояла кровать наша, Андрюшина, стол, шкаф. А когда родилась Наталочка, то ее кроватку поставить было негде. Поставили два стула, на них ящик из-под яблок, в него подушку, все накрыли простыней, и получилось удобно. Позже матрос Андрейченко сделал колыбельку чудесную. Подходило лето, и тут начальник Д.Д. Кидалинский уступил ему свою квартиру в Евпатории.  Кидалинский впоследствии погиб под Белой Церковью. В самолете летело все командование, и все погибли. После Кидалинского пришел Душин. Д.Д. знал его еще по войне. Душин летал на бомбардировщике. И однажды Д.Д. нужно было срочно в Севастополь из Москвы, так Душин вез его в бомбовом люке. После Душина, который ушел в Академию генерального штаба, командующим стал Д.Д.







    Семейная легенда гласит, что и на рынок, и за водой мама ходила с Андрюшей на руках. А был он очень тяжелый. Позже, когда он подрос,  мама держала его за ручку. Однажды они шли через балку. Вдруг на горке показался теленок, который как раз находился в состоянии телячьего восторга. Он замотал головой и кинулся бежать с горки вниз, прямо на маму. Она так испугалась, что бросила Андрюшу и с криком «Мама!» бросилась бежать. Теленок пронесся мимо. Эту сцену видел кто-то из сослуживцев. В тот же день «доложили» папе.






    Что касается воды, то таскали все женщины ведрами издалека. Пока Надежда Грозная, жена папиного друга, очень строгая дама, увидев маму с Андрюшей и ведром, не сказала: «Ну, я сама поговорю с вашим Мирошниковым!” После разговора к дому раз в день стала подъезжать бочка с водой, и все женщины брали воду. Почему-то никто не догадался раньше. Мама все трудности принимала спокойно, никогда не жаловалась и не капризничала. Многие жены офицеров славились обратным. Одна, например, заявила, что покончит с собой, если у нее не будет квартиры. Ее муж, очень толковый офицер по фамилии Миджитов, которым папа дорожил, попросил перевести его служить куда-либо в другое место, потому что с женой ему не справиться. Истерика ее была такой естественной, что папа побоялся брать на себя ответственность и отдал квартиру, которая предназначалась для нашей семьи. Маме было очень обидно, но спорить она не стала. Папа считал, и мама была с этим согласна, что она, как жена Мирошникова, должна быть безупречна. Миджитова ликовала, да еще и высмеивала маму:« Лелька-то ходила смотреть квартиру, а квартиру дали нам!»
    Когда папа начал служить в Энгельсе, он добился перевода в училище Миджитова. Его жена  по приезде заявила Соколовскому Якову Михайловичу, который был заместителем начальника училища по хозяйственным вопросам, чтобы ее поселили поближе к Лельке, а то будут неприятности. Мудрый Соколовский сразу смекнул, что тут что-то не так, и поселил Миджитовых в дальнем доме, но маме обо всем рассказал. Наша семья так и жила в двух маленьких комнатках в общей квартире. А было нас четверо, а потом приехала бабушка помочь маме с двумя детьми. А позже приехал и дедушка.
    Николай Николаевич почему-то решил, что лучше будет никого не предупреждать о приезде. Севастополь был закрытым городом, чтобы туда попасть, нужен был вызов. Но вызова у него не было, а ехать он надумал внезапно. Было лето. Он поехал в брюках и рубашке. С собой не взял ни пиджака, ни кепки, ни даже котомки, только немного поесть в дороге и палку. Доехал до Симферополя и пошел пешком в Севастополь. Ночь застала его в дороге. Дедушка переночевал в роще под деревом, а утром отправился дальше. Что интересно, ни один пост его не остановил. Идет себе старичок и идет, курит папиросу. Проходит через пост, улыбается, говорит: «Здорово, служивые!», ему отвечают: «Здравствуй, отец». Наверное, думали, что старик идет домой. Так и дошел до Севастополя. Отыскал улицу и дом, постучал в дверь, и мама ему открыла. Вот было радости и удивления! Папа тоже очень обрадовался, ведь они с Николаем Николаевичем осень любили друг друга. Они всю ночь просидели за разговорами. Но, утром Мирошников, который был заместителем командующего противовоздушной обороны (или командующим?), устроил всем большой разнос за то, что никто не проверил у дедушки документов. После войны в Крыму было еще неспокойно, и маршал Жуков, командующий округом, строго следил за ситуацией. Кстати, Жуков моряков недолюбливал. Папа хоть и занимал генеральскую должность, был полковником. Несколько раз представляли документы на присвоение звания, но Жуков говорил: «Пусть служит.»







    Надежда Грозная была женой папиного друга. У них был сын по имени Авангард. Авангард Грозный. Естественно, что все его называли Грозный Авангард. Дома его звали Авва. Маленький Андрюша называл себя Анлеся Миносиков. Забавно, что у него волосики тогда были двухцветные. Макушка темная, а все остальное соломенного цвета. Однажды незнакомые офицеры сказали: «Смотрите, наверное, у этого мальчика два папы.» Проблема отцовства вообще стояла очень остро, потому что Андрюша выбирал себе в отцы папиных водителей. Он попеременно называл себя то шофер Волков, то шофер Гузеватый. Кто-то из офицеров, поздоровавшись с мамой, спросил его: «  как твоя фамилия?» Андрюша с гордостью ответил: «Волков (или Гузеватый).» Офицер ужасно смутился и сказал маме: « Простите, пожалуйста. А я думал, что вы Мирошникова.»
    Однажды, когда во дворе мальчики спорили, кто из них храбрый, а кто нет, Андрюша заявил, что он очень храбрый и спит один. А папа боится и поэтому спит с мамой и у стенки. Правда ему было не очень понятно, почему все засмеялись. Жены вечером все рассказали своим мужьям, а мужья утром спрашивали Мирошникова, что же это он такой большой, а боится спать один.


    В Севастополе после войны было много пленных немцев. Они разбирали руины, строили новые дома. Зрелище собой послевоенные немцы представляли жалкое. Немытые, оборванные, изможденные. Мама говорит, что ни ненависти, ни неприязни они уже не вызывали, скорее жалость, может быть, отвращение. Однажды мама шла с Андрюшей, тогда еще совсем маленьким, по улице. Навстречу двигалась колонна немцев. Поскольку опасности они никакой не представляли, сопровождали их всего два вооруженных солдата (или матроса), один шел в голове колонны, а другой сзади. Мама вместо того, чтобы свернуть и переждать в безопасном месте, встала спиной к стене дома, держа Андрюшу за руку, и тут же пожалела. Мимо нее, не спеша шли уставшие, грязные, неприятно пахнущие люди. Сопровождающий оказался впереди, а того, что шел сзади не было видно. Маме стало не по себе. К тому же они все смотрели на нее, потом на Андрюшу и почему-то умильно улыбались. Наконец, она догадалась посмотреть на Андрюшу. А он, состроив очень грозную гримаску, и, сжав правую ручку в кулачок, грозил «врагам», смешно двигая ручку снизу вверх. Папа, когда услышал о том, что произошло, в ужас пришел. Ведь могло случиться все, что угодно.







    Продолжение






    Copyright MyCorp © 2024
    КТО НА САЙТЕ
    Форма входа
    Поиск
    Календарь
    «  Март 2024  »
    ПнВтСрЧтПтСбВс
        123
    45678910
    11121314151617
    18192021222324
    25262728293031
    Архив записей
    Сообщества
    Бесплатный конструктор сайтов - uCoz