Четверг, 25.04.2024, 05:30
Клуб Энгельсского военного училища ПВО
Главная Регистрация Вход
Приветствую Вас, Гость · RSS
Меню сайта
Новые статьи
5-я батарея.
Воспоминания о былом
Генерал Уразов
Генерал-майор юстиции
Жизнь воспитонов
История 322-й учебной группы.
Ода Alma Mater
Полковник Болховитинов
Рассказывает Мацнев
Мини-чат
Друзья сайта
  • Сайт ЭВЗРКУ
  • Сайт ЭВЗРКУ ПВО
  • Сайт ЭВЗРКУ-77
  • Статистика

    Онлайн всего: 1
    Гостей: 1
    Пользователей: 0
     Воспитоны часть 2 продолжение








    1960г.

    «Мичман Панин».
    Май 1912 года. В военной крепости Кронштадт проходит суд над тринадцатью политическими заключенными. Приговор - смертная казнь через повешение. Подпольная большевистская организация крепости решает освободить заключённых во время их следования к месту казни.
    «Спартак».
    Легендарная история о восстании рабов под предводительством бесстрашного и могучего гладиатора Спартака. Он был рабом из Фракии. Его сила и стать привлекли внимание владельца школы гладиаторов Лентула, и вскоре Спартак отправился за новым хозяином в Капую. Он одерживает победы в боях.







    15.09.59.




    В четверг прибыли еще двое воспитанников: Терехов и Федоров. Федоров учится со мной в одном классе. От физкультуры и военного дела нас в школе освободили.
    В эту субботу был в увольнении дома с 4 часов до 9-30. Это уже второй раз.









    Витя Терехов кларнетист всего себя отдал музыке и преуспел в этом так, что отслужив в оркестре ЭВТУ, перевелся во внутренние войска охранявшие ИК-2. Там Терехов собрал духовой оркестр из осужденных музыкантов, которые играли на ежедневных общих построениях колонии и заполняли паузы перед началом праздничных концертов.

    Володя Федоров играл на помповой трубе. Его отличало от нас исключительная аккуратность. Например, идем мы вмести по грязной улице, у всех сапоги забрызганы грязью, а у Володи сапоги блестят начищенные.
    - Володя, как тебе удается не запачкать ноги?
    - Ходить надо уметь, - отвечает он, - ногу надо ставить аккуратно, сначала на пятку и неторопясь.
    Сколько ни пробовал следовать его совету, у меня не получалось.
    После школы, он закончил Саратовский университет и работал сначала на Саратовским телевидении, потом в Главмелиоводстрое и на пенсию ушел из Саратовского экономического института.

    Как и положено, по Уставу у нас в оркестре было установлено дежурство дневальных по подразделению. Дневалили в основном воспитоны, в обязанности, которых входило неотлучно находиться около телефона, расположенного на тумбочке недалеко от входа в казарму и доводить до командира поступающие команды. Но если дневальным курсантам и солдатам было положено носить штык-нож на поясе в кобуре, то нашим малолеткам нож не выдавали: «кабы чего ни вышло». Еще в обязанностью дневального было перед приемом пищи личным составом, заранее ходить в столовую накрывать столы, чтобы воины лишнего там не засиживались. Вообще-то дневальный должен нести караул круглосуточно, но детки ночью откровенно спали на посту, подложив под голову подушку. К тому же дневальному после несения службы был положен суточный отдых, а деткам утром надо было идти в школу! Поэтому от суточного дежурства отказались. Но вот дежурный по училищу сигналист, должен был вставать до общего подъема, одевать обмундирование и выходить на середину территории училища, откуда и подавать сигналы. Но чего скрывать, были случаи, когда проспав, сигналист подавал сигналы из окна казармы. Бывало, что дежурный по части в это время  находился поблизости и обнаруживал грубейшее нарушение Устава внутренней службы. В этом случае нагорало и сигналисту и старшине оркестра не обеспечившему должное выполнение Устава.

    Центральное КПП ЭВТУ тогда выходило воротами на пустырь, простиравшийся до улицы Полиграфическая, а фактически это было закрытое для захоронения кладбище.
    Ненависть власти ко всему церковному простиралась и до могильных крестов, поэтому, не дожидаясь положенных 50 лет выдержки, кладбище стали застраивать многоэтажками. Уже в 60-ом году мой дядя Литвиненко Геннадий Иванович – машинист тепловоза, продает отцовский дом в 3-х минутах от Става, вступает в жилищный кооператив и получает 2-х комнатную квартиру на первом этаже в пятиэтажном доме. Это буквально в ста метрах от места, где были похоронены братья моего папы, умершие грудными младенцами. В 1959 году на кладбище сохранились еще древние красивые мраморные надгробные памятники купцов и других зажиточных людей. Говорили, что цыгане ночами на подводах перевозили эти памятники и устанавливали на могилах своих родственников на кладбище на проспекте Строителей. После фильма «Живые и мертвые» 1963 г. поселок так и стал называться, поскольку мертвые в земле лежат, а живые над ними топчутся.







    В оркестр прибыли двое новых сверхсрочников. Один наверно будет жить с нами.
    Два раза мы подстригались наголо, а один раз я брил голову.
    Повседневных занятий по музыке еще нет, но с отдельными воспитанниками уже занимаются. Сегодня 49 дней, как мы солдаты.









    Наш оркестр военно-музыкальный-художественно-творческий коллектив, объединявший в себе три возрастных поколения: воспитанники-малыши, срочники молодое поколение и сверхсрочники костяк музвзвода.
    Итак, срочники, т.е. солдаты срочной службы, тогда служили три года, на бытовом уровне подразделялись: первого года службы именовались – салага, молодой, зеленый,  служащих по третьему году почтительно называли старики, деды, дембеля. Так было принято во всех родах войск, а вот служившие по второму году в войсках связи назывались – черпаки, во внутренних войсках – бакланы, котлы (приближенные к раздаче пищи), у военных строителей солдат второго года службы называли - фазаны. Те, кто был одного года призыва, уважительно называли себя – годки. Ни у воспитонов, ни у сверхсрочников такого деления не было, все отношения на репетициях и играх строились из того, каково было мастерство этого музыканта. Что же относилось не к музыкальной деятельности, то в служебной деятельности исполнялся Устав строевой службы, а в бытовых отношениях главенствовало подчинение младших старшим. И, увы и ах, если бы старшие всегда были примером и подавали благоразумные советы. Самое плохое, что плохие советы подавались в командном стиле: «Я сказал, а ты слушай и выполняй, салапет!»  Справедливости ради надо сказать, что более мудрые сверхсрочники одергивали подававших неразумное, тогда они начинали поучать, когда не было сдерживающих. Представляете, какие советы давали охальники не своим сыновьям, а пацанам, волею судьбы оказавшиеся рядом с ними. Вопросы касались, в первую очередь, отношений с девочками, женщинами, с товарищами, с начальством.

    Так кто же такие сверхсрочники? На сверхсрочную службу в оркестре оставались те, кто не видел себя на гражданке. То есть не хотели учиться дальше в техникумах, в ВУЗах. Кто не хотел работать физически, в пыли и грязи, или нудно и монотонно, как токари и фрезеровщики.
    В повседневной воинской службе мы обращались друг к другу в основном по фамилии или по званию, так положено по уставу, поэтому вспомнить имена отчества сверхсрочников не представляется возможным.

    Старший сержант Гусев – играл на бочковой трубе и был солистом в оркестре. Был на фронте, ранен в правую ногу и потому чуть прихрамывал, но строевым шагом  ходил так, что хромоты не было заметно, хотя возраста был пенсионного. Играл он лучше всех в нашем оркестре. Когда раздувался, то играл главные партии из классических произведений. Семья его и он сам жили в Саратове, и только в непогоду Гусев оставался ночевать у нас в казарме. Лейтенант его очень ценил и выделял среди других музыкантов.

    Ефрейтор Плешаков, очень средней руки трубач, почти дослуживал до пенсии. Был ниже среднего роста, круглолицый, улыбчивый и услужливый, жизнь заставила быть таким. Имел с семьей служебную квартиру в домах училища. Кроме службы еще чем-то подрабатывал, но это не афишировал.

    Младший сержант Грязнов возрастом около тридцати лет, спал и видел себя в джазовом оркестре на гражданке, даже название будущего оркестра придумал «Мы из Пензы!» Он действительно родом был из Пензы, но давно уехал от туда. Дружил он с Имантом Дегуном, особенно когда тот разошелся с женой. Играл Грязнов на помповой трубе, на репетициях держал ее, как и все, но вот когда оканчивалась репетиция, Грязнова было не унять: он вставал, раздвинув ноги, втягивал голову в плечи, трубу поднимал в третью позицию и выдувал синкопированные ноты последней октавы, представляя себя на джазовом концерте. Через полгода нашего пребывания в оркестре он уволился.

    Ефрейтор Дроздов прослужил при мне не более полугода и больше контракт на сверхсрочную службу не подписывал. Демобилизовался он в возрасте около сорока лет. Музыка ему давалась с трудом, и потому хотелось чего-то другого, где бы сам себя и семья уважали его. Это он, в свое время, посоветовал мне, закончив школу поступать в институт, а не в музучилище.

    Ефрейтор Пустовойтов Юрий, жил на Пушкиной улице недалеко от моих родителей. В свободное от службы время руководил духовым оркестром при клубе треста «Энгельсхимстрой», который располагался в деревянном здании на месте сегодняшнего здания спорткомплекса за налоговой инспекцией. В этом оркестре у Пустовойтова играл мой брат Сергей на трубе. А его брат Толик Пустовойтов был воспитанником в нашем военном оркестре, поэтому Юра был очень близок к нам воспитонам.

    Сержант Федор Иванович был ровесник Гусеву и так же как он прошел через войну. Роста Федор Иванович был высокого и телосложения крепкого, богатырь такой, однако был близорук и носил постоянно сильные очки. Нрава он был шутливого и веселого, мы воспитанники его уважали. Жил он с семьей и имел несколько взрослых детей.

    Старший сержант Дмитриев, был солист – кларнетист, кроме того он вел класс кларнета в детской музыкальной школе, а поэтому в оркестре он бывал только на репетициях и концертах. У сослуживцев пользовался авторитетом и уважением.

    Сержант Ляликов – кларнетист, всегда не унывающий весельчак. Роста ниже среднего, он носил широченные галифе, тогда так было модно среди сверхсрочников. Запомнилось его рассуждение о лилипутах, которые в цирке и оркестрах получают деньги, как и обычные люди. Но вот чтобы захмелеть ему, так казалось Ляликову, надо значительно меньше, чем прочим. Он был оркестровым копиистом, т.е. переписчиком нот, ведь тогда еще ни принтеров, ни копировальных машин не было. Писал он великолепно и меня этому научил.

    Сержант Ланин солист-баритонист, хотя и довольно молодой сверхсрочник. Не только меня брали за душу его вместе с тенором исполняемые соло в терцию. Они синхронно раздували ноты, их вибрато имело одинаковую амплитуду, и воздух они брали одновременно, словом, сыгранность у них была идеальной, и это не могло не завораживать. Со всеми перечисленными музыкальными достоинствами, Ланина отличала скромность в поведении, не часто встречающееся и не только среди сверхсрочников.

    Сержант Лямкин, исполнявший партию первого тенора, был не только хорошим музыкантом, но и скромным человеком, хорошим семьянином. Не вспомню случая, чтобы он участвовал в случающихся общих застольях сверхсрочников.

    Старший сержант Прохоров, наш любимый сверхсрочник дядя Миша, который жил с нами в казарме и питался с нами в столовой. Играл он на валторне, хорошо знал историю этого инструмента и рассказывал ее нам. Это он прививал нам любовь к прослушиванию музыкальных классических произведений исполняемых по радио. Даже если была общая репетиция оркестра, ее останавливали и все слушали произведение, каждый отслеживая звучание партии своего инструмента, а потом, пытаясь ее повторить.

    Ефрейтор Дегун Имант Августович, выходец из Прибалтики, тоже играл на валторне, которую неизменно называл «шкваркой». Однажды я  спросил его:
    - Почему ты выбрал ни трубу, ни кларнет, а именно валторну?
    - Мне понравилось, - отвечал он, - что в маленький мундштучик дуешь не сильно, а звук раздается мощный!
    Вот этот принцип Имант и использовал в своей жизни чаще всего: при минимум затрат, получение максимум отдачи.

    Старший сержант солист басист Ситников, игравший на тубе, не любил много говорить, но участвуя в разговоре, вставлял короткие юморные реплики. Он, как и Ляликов носил широкие галифе, по моде.

    Старший сержант солист басист Ситников, игравший на тубе, не любил много говорить, но участвуя в разговоре, вставлял короткие юморные реплики. Он, как и Ляликов носил широкие галифе, по моде.

    Сержант Гаврилов тоже играл на басу тубе. Еще довольно молодой и франтоватый, он отпускал красивые коротко стриженные длинные бакенбарды, которые называл «баки».

    Младший сержант Сергеев играл на большом барабане, малый барабан ему не удавался. Тихий скромный, не питающий о себе иллюзий к тому времени прослуживший в оркестре более пятнадцати лет и готовился выйти на пенсию, но не мог решить, чем бы ему на гражданке заняться.

    Старшина Ткачев прибыл к нам в Энгельс, из-за границы получив от нашего лейтенанта вызов. За рубежом старшина руководил военным небольшим полковым оркестром из числа срочников. Направляя в Энгельс, как сейчас говорят резюме (информацию о своих навыках, опыте работы, образовании и др.) Ткачев указал, что играет на теноре, а к тому времени Палий готовился на пенсию. И вот в оркестре появляется низенького роста, полный, краснощекий, лысый предпенсионного возраста в широченных шароварах старшина с бегающими глазками. Ни кто, в том числе и лейтенант, были разочарованы увиденным, но когда лейтенант положил перед ним ноты и попросил сыграть, старшина, ничуть не смутившись, сказал, что его основной инструмент малый барабан. На другой день всем оркестром репетировали произведение, где были два-три соло для малого барабана, старшина не смог сыграть, сославшись, что ему что-то нездоровиться, но к следующей репетиции он обязательно выучит партию. Да, он выучил, но прямо скажем на «троечку». Но вот в чем преуспел старшина, так это в командовании нами воспитанниками и срочниками. Все свои неуспехи он вымещал на нас, как на свидетелях его скромных способностей. Придирался старшина не только к нам, его непосредственным подчиненным, но распространялся и на солдат соседнего транспортного взвода. Дальше я опишу, как они ему отомстили. Сейчас мне кажется очевидным, что мы и не могли с ним ужиться, а тогда я как-то пытался наладить отношения. Из заграницы старшина привез много одежды: рубашки, майки, модные брюки, чтобы этот дефицит здесь выгодно продать. Именно это обстоятельство показывает, что не зря солдаты называли сверхсрочников «сундуками». А потому, что получали продовольственный паек их, звали «кусками».

    Лейтенант Алтунин Анатолий Иванович прибыл к нам в оркестр молодым специалистом, выпускником Московского института военных дирижёров. Выше среднего роста, он был тщедушного телосложения, и это обстоятельство его стесняло. Глубоко посаженные карие глаза внимательно смотрели из-под густых нависших бровей. Возрастом лейтенант был чуть постарше срочников, но младше всех сверхсрочников. Это и сам лейтенант чувствовал, но вида не показывал. Подбирая репертуар для нашего оркестра, он советовался с солистами, вытянут ли они свои партии?  А в повседневной армейской жизни, да и в вопросах гражданских лейтенант советовался с Грязновым и Дегуном. Старшие сверхсрочники это осуждали – компания не та, но повлиять на ситуацию не могли, да по-настоящему и не старались. Со старшиной у лейтенанта складывались отношения далекие от деловых, т.к. он допускал грубейшую ошибку, выясняя конфиденциальные отношения публично, а не с глазу на глаз. Поэтому старшина по любому поводу  старался подсуропить лейтенанту, что не шло на пользу общему делу. У Алтунина была жена, а детей не было. Но жены он ни когда не показывал, даже на праздничные концерты, если и приводил, стеснялся, скромный он был у нас.

    За свою службу сверхсрочники получали денежное довольствие, вещевое довольствие, пищевой паек и деньги на табак. Всем этих денег не хватало, поэтому семейные бюджеты они пополняли, как могли. Дмитриев преподавал кларнет в детской музыкальной школе. Кларнетист Ляликов, был в нашем оркестре копиистом, т.е. переписчиком нот. Старшина торговал привезенной из Польши, где он до этого служил, одеждой. Один зарабатывал тем, что принимал краденые гражданскими лицами вещи на временное хранение. А трое-четверо, помогали семьям тем, что жили в нашей казарме и столовались с нами в солдатской столовой, это были три трубача и валторнист. Их семья жили в Саратове, да и до ЭВТУ они служили в Саратовских военных оркестрах. Один трубач оставался ночевать в казарме только в ненастную погоду, добираться было трудно. Двое других в Саратов выезжали на выходной день в свободное от репетиций время они смотрели телевизор, ходили в клуб в кино, слушали радио, в основном музыкальные передачи, иногда ходили в город. Питались они с нами в солдатской столовой, где четырнадцать, там и пятнадцать-шестнадцать прокормятся. Когда я приходил домой в увольнение, папа не редко просил помочь ему что-то сделать по дому. В это время я задумывался: а кто же в семьях тех сверхсрочников в квартире ремонтирует, устанавливает, переделывает? Но они учили нас и полезным вещам. Утром, когда мы умывались и чистили зубы, «сундуки» так мы звали их между собой, ими же наученные, учили нас молодых с особенным усердием 2-3 минуты передние зубы, у духовиков они самые главные. А во время еды советовалось, есть не мякиши, а твердые корочки, которые при разжевывании тренировали десна. В конце еды приучали нас полоскать чаем-компотом  рот, удаляя остатки пищи.
    По утрам, после зарядки, все музыканты духовики должны раздуваться, т.е. делать гимнастику губного аппарата, совершенствовать свой амбушюр. Учились мы этому у сверхсрочников. Трубач Гусев и валторнист дядя Миша Прохоров использовали классический вариант, раздували гаммы и арпеджио длинными нотами, а далее проигрывали труднейшие сольные места для своего инструмента. А вот тенорист, к сожалению, забыл его фамилию, играл гаммы, как бы выстреливая звуки. Прохоров шутил, «зайцев стреляет». А некоторые, наскоро проиграв ломаное арпеджио, тут же садились на репетицию. Я как мог, старался добросовестно выдувать все положенное, вплоть до трудных мест последних репитируемых произведений.
    Пожилой сверхсрочник валторнист дядя Миша, так мы звали его внеслужебное время, вечерами рассказывал нам воспитонам, как ему во время войны доводилось бывать на передовой. Подразделение военных музыкантов и артистов, в котором он тогда служил, выдвигалось на передовые позиции в основном в дневное время и, отыграв программу, они незамедлительно грузились в машины и срочно выезжали из зоны боевых действий. Говорил, что было страшно и, что к близкой опасности он так и не привык. Другие сверхсрочники, бывшие на войне, не любили, говорить о тех временах. А вот наш заведующий клубом училища в звании капитан, с удовольствием рассказывал, как он во время войны служил в кавалерии, и какой у него был прекрасный конь.

    Кроме исторических и музыкально-теоретических знаний сверхсрочники продолжали пополнять наш музыкальный жаргон: слухач - музыкант, играющий не по нотам, а «на слух»;  ходить на жмура, жмура лабать - играть на похоронах; Форшлаги — нецензурные выражения. Например:«Ну, ты накидал тут форшлагов!». Кошпырять — играть неуверенно, сбивчиво. Матрать — смотреть. К слову лажа, т.е. неправильная игра, наши сверхсрочники добавляли на итальянский манер: лажа пиомоссаа!
    Использование жаргона объясняется желанием, выделится. Так каждый культурный слой или представители профессий различного типа обзаводятся собственными словами и выражениями, понятными только им. Так на свет появляются слова, образующие разновидности сленга, например, музыкальный, криминальный, журналистский, молодежный, профессиональный  и многие другие, затрагивающие различные уголки человеческого общества.
    Еще в школе мне казалось, что люди выбирают себе специальность, прислушиваясь к своим настроениям, советам родителей, родных, друзей. Так мне думалось, но вот когда пришлось на самом деле выбирать какую специальность избрать, поступая учиться, то тут я стал руководствоваться практическими соображениями, но об этом чуть ниже.
    Сверхсрочники-музыканты представлялись мне людьми возвышенной натуры, которые чутко чувствуют и хорошо понимают классическую музыку, которую мои родные и знакомые не понимали и не признавали. Каково же было мое искреннее изумление, когда услышав по радио скорбное минорное соло на скрипке, сверхсрочники дружно воскликнули:
    - Опять затянули эту тягомотину!
    - Вот те на, - подумалось мне, - даже им это исполнение не понравилось то, что говорить об остальных людях, непосредственно не связанных с музыкой

    Тогда я еще не способен был к аналитическим рассуждениям, это пришло ко мне лет к 50-ти. Так вот, понимать серьезную музыку, значит умственно трудиться, интеллектуально напрягаться. Трудиться, чтобы воспринимая музыку, прислушиваться к себе: какие картины природы она мне напоминает? Какие чувства у меня при этом возникают: радости, удивления, счастья, гнева,  страха, горя, уныния, зависти, обиды? А многие хотят этого? Напомните себе, что люди читают, если вообще читают? Правильно, детективы, склоки с соседями, а вот Достоевского читают далеко не все, точно так и в музыке. Сверхсрочники не получив в молодости, которая пришлась на время войны, навыков понимания музыки, и нам не могли передать того, что не имеют.

    С каким трепетом и сверхсрочники употребляли музыкальные  итальянские термины, даже касаясь бытовых предметов.







    21.10.59.



    Сегодня среда, мы учимся в школе. История и химия у меня идут сносно, но вот математику я опять запустил. 4 раза был в увольнении. С бабушкой было плохо, ни чего не ест. На вечера в школу нас не отпускают, и в субботу в увольнение тоже не пускают. У меня остановились часы, ношу Сержа. Начал отпускать чуб. Учу все гаммы, арпеджио, хроматическую гамму. Активно посещаю библиотеку.
    Терехов в школе не учится. С месяц назад, к нам поступил рядовой Кулаков Г. Бывший воспитанник.









    Терехов, будучи воспитоном, женился. Теперь помимо ежемесячных денег на махорку, его поставили на харчи (пищевое довольствие), прировняв к сверхсрочникам. Несколько лет он был женат, а потом развелся. Я встречал его уже в 70-тые годы, когда он служил во внутренних войсках, охраняя ИК, и одновременно руководил духовым оркестром колонии.

    У Гены Кулакова мама жила в Саратове вот и вся их семья. Воспитанником Гена служил в танковом училище Саратова, но на срочную службу перевелся к нам. К этому времени Гена пересел с тенора на теноровый тромбон и успешно его осваивал, в чем потом помогал и мне. Весьма скромного маминого заработка им едва хватала на самое необходимое, наверно, поэтому Гена мечтал и видел себя респектабельным и удачливым. Выражаться он любил витиевато, но уж очень однообразно: если пища – то обильная! Если одежда – то шикарная! И дальше в том же духе. Забегая вперед, скажу, что учиться Гена не поступил, после армии пошел на завод рабочим, через некоторое время заболел и умер.





























    Продолжение








    Copyright MyCorp © 2024
    КТО НА САЙТЕ
    Форма входа
    Поиск
    Календарь
    «  Апрель 2024  »
    ПнВтСрЧтПтСбВс
    1234567
    891011121314
    15161718192021
    22232425262728
    2930
    Архив записей
    Сообщества
    Бесплатный конструктор сайтов - uCoz